Вклад в развитие науки левенгук. Краткая биография левенгука

​24 октября 2016 года исполнилось 384 года со дня рождения ​Антони ван Левенгук​а - гениального ученого-самоучки, первооткрывателя микробов, голландского биолога.

Краткая биография

Антони ван Левенгук (1632 - 1723) родился в семье мастера-корзинщика. В 15 лет Антони решил бросить школу и уехать в Амстердам, где стал учиться торговому делу. Вернувшись в 21 год на родину, он служил стражем судебной палаты и открыл собственную мануфактуру. Еще в молодые годы Левенгук увлекся необычным делом - шлифовкой стекол. Его увлечение шлифованием стекол и желание больше познать мир прославили его как гениального ученого-самоучку, первооткрывателя микробов.

В 1680 году научный мир официально признал достижения Левенгука и избрал его действительным и равноправным членом Лондонского королевского общества, несмотря на то, что он не знал латыни и разговаривал только на голландском языке, что по тогдашним правилам не давало ему права считаться настоящим учёным.

Интересные факты об Антони ван Левенгук е . Еще в молодости Антони научился изготовлять увеличительные стекла, увлекся этим делом и достиг в нем изумительного искусства. На досуге он любил шлифовать оптические стекла и делал это с виртуозным мастерством. В те времена самые сильные линзы увеличивали изображение лишь в двадцать раз. «Микроскоп» Левенгука - это, по существу, очень сильная лупа. Она увеличивала до 250-300 раз. Такие сильные увеличительные стекла в то время были совершенно неизвестны. Линзочки, т. е. увеличительные стекла Левенгука, были очень малы - величиной с крупную горошину. Пользоваться ими было трудно. Крохотное стеклышко в оправе на длинной ручке приходилось прикладывать вплотную к глазу. Но, несмотря на это, наблюдения Левенгука отличались для того времени большой точностью. Эти замечательные линзы и оказались окном в новый мир.

Усовершенствованием своих микроскопов Антони ван Левенгук занимался всю жизнь: он менял линзы, изобретал какие-то приспособления, варьировал условия опыта. После его смерти в рабочем кабинете, который он называл музеем, насчитали 273 микроскопа и 172 линзы, 160 микроскопов были вмонтированы в серебряные оправы, 3 - в золотые. А сколько аппаратов у него погибло - ведь он пытался с риском для собственных глаз наблюдать под микроскопом момент взрыва пороха.

Факты из личной жизни : Левенгук был дважды женат, имел шестерых детей и ни одного внука. Умер в 1723 году в возрасте девяноста лет.

Антони ван Левенгук и его открытия

Он не был ученым, и образование его ограничивалось лишь средней школой. Микроскопия – это было просто увлечение Антони ван Левенгука, как сейчас говорят - хобби.

Причем, и снова это весьма удивительно, у него и в помине не было микроскопа. Хотя в то время микроскоп был уже изобретен, но это был весьма дорогостоящий прибор как для человека среднего класса. Однако Левенгук собственноручно изготавливал увеличительные линзы, и достиг в этом деле невероятнейших результатов. Например, одна из его линз обладала увеличением в 270 раз, и, возможно, это был не предел умений Левенгука.

Почему он увлекся именно микроскопией? Может быть потому, что у него было весьма хорошее зрение, которое позволяло ему видеть чуть больше, чем людям с обычным зрением? Или же потому, что он был от природы очень любопытен?

Сейчас уже неизвестно точно, что именно послужило причиной увлечения Левенгука. Но однажды взявшись за это дело, он тщательнейшим образом изучал все, что только попадалось ему под руку при помощи своих удивительных линз. И все увиденное он зарисовывал и делал записи.

Антони ван Левенгук и его вклад в биологию

В 1677 году было сделано величайшее открытие, которое повлияло не только непосредственно на биологию и медицину, но и на все другие науки. Он открыл микробов. К своему сообщению об открытии микроорганизмов он приложил рисунки, в которых легко можно узнать различные формы бактерий. Он назвал их маленькими животными. «Самое мелкое из этих крошечных животных в тысячу раз меньше глаза взрослой вши», - так писал Левенгук.

Антони ван Левенгук открыл и описал бактерии (1683). И открытие это признано одним из величайших конструктивных открытий за всю немалую историю человечества.

Его заслуга в области биологии, в числе прочего, в том, что он открыл инфузории и описал многие их форм, описал волокна хрусталика, чешуйки эпидермиса кожи, зарисовал сперматозоиды (1677), первым открыл эритроциты. Антони ван Левенгук с помощью линз мог видеть капиляры. Он увидел, как кровь циркулирует в мельчайших кровеносных сосудах. Обнаружил, что кровь - это не однородная жидкость, как думали его современники, а живой поток, в котором движется великое множество мельчайших частиц. Теперь их называют эритроцитами.

Свой вклад в развитие зоологии сделал тем, что зарисовал строение глаз насекомых и мышечных волокон, нашел и описал ряд коловраток, почкование гидр.

Антони ван Левенгук не мог в свои световые микроскопы наблюдать хромосомы. Одну загадку не могут раскрыть до сих пор: как при таком слабом увеличении Левенгук мог наблюдать такие детали, которые не видны даже при увеличении, которое сильнее в два раза. О дно из его открытий немаловажным: в семенной жидкости он впервые увидел сперматозоиды - те маленькие клетки с хвостиками, которые, внедряясь в яйцеклетку, оплодотворяют ее, в результате чего возникает новый организм. Левенгук утверждал, что клетка является единицей размножения организмов.

В один из теплых майских дней 1698 г. на большом канале близ города Делфт в Голландии остановилась яхта. На борт ее поднялся пожилой, но очень бодрый человек. Весь вид его говорил о том, что привело его сюда не обычное дело. Навстречу ему шел по палубе человек гигантского роста, окруженный свитой. На ломаном голландском языке великан приветствовал склонившегося в почтительном поклоне гостя. Так произошло знакомство русского царя Петра I с жителем Делфта - голландцем Антони ван Левенгуком (1632-1723).

Что же побудило любознательного Петра остановить свою яхту у Делфта? До русского царя давно уже дошли слухи об удивительных делах этого человека. Достаточно сказать, что в 1679 г. Левенгука избрали членом Лондонского королевского общества. В те годы оно объединяло естествоиспытателей и врачей и считалось самым авторитетным научным центром в мире. Членами его могли быть только выдающиеся ученые. А Левенгук был ученым-самоучкой. Он не получил систематического образования и достиг выдающихся успехов только благодаря своему таланту и необыкновенному трудолюбию.

Почти 50 лет Левенгук присылал в Лондонское королевское общество длинные письма. В них он рассказывал о таких поистине необыкновенных вещах, что знаменитые ученые в напудренных париках могли только изумляться. Эти письма сначала печатались в научных журналах, а потом, в 1695 г., были изданы на латинском языке отдельной большой книгой под названием “Тайны природы, открытые Антонием Левенгуком при помощи микроскопов”.

В то время биология находилась на очень низкой ступени развития. Еще не были известны основные законы, управляющие развитием и жизнью растений и животных. Мало знали ученые и о строении и функциях организма животных и человека. Поэтому для каждого наблюдательного натуралиста, обладавшего талантом и целеустремленностью, открывалось широкое поле деятельности.

Догадка о «живом контагии», вызывающем заразные болезни, была высказана, обоснована рядом доказательств, и не хватало лишь одного - увидеть самих контагиев. Фракасторо и не пытался разглядеть возбудителей болезней. Это сумел сделать другой человек примерно сто пятьдесят лет спустя.

Его звали Антонием ван Левенгуком; он жил в Голландии и занимался торговлей сукнами. Одни из его соотечественников на досуге сажали тюльпаны, другие разводили павлинов. У Левенгука была своя особая страсть: он шлифовал линзы, мастерил микроскопы и рассматривал в них все, что попадалось под руку. Его микроскопы по тем временам давали сильные увеличения. Он был далек от мысли сделать какое-либо открытие; микроскоп был для него, уже взрослого, солидного человека, просто любимой игрушкой, или хобби, как говорят англичане.

Он первый увидел, как кровь циркулирует в мельчайших кровеносных сосудах. Обнаружил, что кровь - это не однородная жидкость, как думали его современники, а живой поток, в котором движется великое множество мельчайших частиц. Теперь их называют эритроцитами.

Очень важно и другое открытие Левенгука: в семенной жидкости он впервые увидел сперматозоиды - те маленькие клетки с хвостиками, которые, внедряясь в яйцеклетку, оплодотворяют ее, в результате чего возникает новый организм.

Рассматривая под сконструированной им лупой тонкие пластинки мяса, Левенгук обнаружил, что мясо, или, точнее говоря, мышцы, состоит из микроскопических волоконец. При этом мышцы конечностей и туловища (скелетные мышцы) состоят из поперечноисчерченных волоконец, почему их и стали называть поперечнополосатыми, в отличие от гладких мышц, которые находятся в большинстве внутренних органов (кишечнике и др.) и в стенках кровеносных сосудов.

Как-то раз Левенгуку захотелось узнать, почему перец обжигает язык. Может быть, в настое перца есть мельчайшие колючки? Когда он рассмотрел под микроскопом настой, простоявший на полке несколько дней, то не поверил своим глазам: крошечные зверьки бегали в нем взад и вперед, сталкивались, копошились, как муравьи в муравейнике. У них не было ни головы, ни хвоста; они не походили ни на какое животное. И их было так много в ничтожной капле настоя!

Левенгук забросил все свои дела. Он теперь усердно искал анималькулей (лат. зверушка) и находил их повсюду - в гнилой воде, в тине каналов, даже на собственных зубах. Он быстро научился различать их. В прудах водились крупные, красивые «зверьки» - одни были похожи на трубу, другие напоминали цветы на длинном стебельке. Вот этот бегает на длинных лапках, а там, глядите-ка, ползет что-то похожее на маленькую улитку.

Твари, населявшие зубной налет, были и мельче, и однообразней. Одна к другой, как в вязанке хвороста, лежали неподвижные, длинные палочки. Расталкивая их, носились изогнутые существа, похожие на оживший штопор. Но уж очень они были мелки и тонки - за ними трудно уследить. Нет, население стоячей лужи куда интереснее...

Левенгук не знал, что всех этих анималькулей и будет изучать та наука, которой он положил начало, - микробиология. Тогда ведь не было и самого этого слова.

Свои наблюдения он изложил, как умел, в нескольких письмах и снабдил их очень хорошими рисунками. Друзья перевели эти письма на латинский язык - язык тогдашней науки (Левенгук говорил и писал только по-голландски). Затем они были отосланы в Лондонское королевское общество. Левенгуку там сначала не поверили, и по очень простой причине - микроскопы его лондонских коллег были слишком слабы, чтобы увидеть «зверьков». Однако вскоре, после приобретения более сильного микроскопа, англичане убедились, что чудаковатый голландец прав. Говорят, что академики чуть не подрались, когда микроскоп со «зверьками» был впервые принесен на заседание Общества. Оно и понятно - каждому хотелось первым заглянуть в новый мир.

Левенгук подметил, что существа, открытые им, погибают при нагревании. Он наблюдал, как мириады «зверьков» поедают умерших моллюсков. Но систематического изучения их образа жизни он не проводил - для этого у него просто не было возможностей. Эту работу проделали следующие поколения ученых.

“Микроскоп” Левенгука - это, по существу, очень сильная лупа. Она увеличивала до 300 раз. Линзочки, увеличительные стекла Левенгука, были очень малы - величиной с крупную горошину. Пользоваться ими было трудно. Крохотное стеклышко в оправе на длинной ручке приходилось прикладывать вплотную к глазу. Но несмотря на это, наблюдения талантливого и трудолюбивого голландца отличались для того времени большой точностью.

Антони ван Левенгук родился и почти все время жил в Делфте, в Голландии. Всю жизнь он занимался самой скромной работой: сначала торговал мануфактурой, а потом служил в городской ратуше Делфта.

Еще в молодости Левенгук научился изготовлять увеличительные стекла, увлекался этим делом и достиг в нем изумительного искусства.

Вот что писал Левенгук в Лондонское королевское общество о своих наблюдениях над налетом с зубов:. “С величайшим удивлением я увидел под микроскопом невероятное количество маленьких животных, и притом в таком крошечном кусочке вышеуказанного вещества, что этому почти невозможно было поверить, если не убедиться собственными глазами”.

Сейчас, через 250 лет, мы прекрасно знаем, как огромно может быть количество микробов: ведь они настолько малы, что в одном кубическом миллиметре жидкости помещается несколько миллиардов бактерий. А возбудителей (вирусов) таких заразных болезней, как грипп, которые мельче бактерий, еще больше.

Их можно увидеть только в электронный микроскоп, позволяющий наблюдать предметы увеличенными в сто тысяч раз и более.

Со времени Левенгука и до наших дней наука о микроорганизмах - микробиология - прошла большой и славный путь. Она выросла в широко разветвленную область знания и имеет очень большое значение для медицины, сельского хозяйства, промышленности, для познания законов природы и всей практической деятельности человека. Десятки тысяч исследователей во всех странах мира неутомимо изучают огромный и многообразный мир микроскопических существ.

И если в современной лаборатории вам покажут электронный микроскоп, величиной со шкаф, вспомните его прадедушку - маленький, умещавшийся на ладони микроскоп Левенгука.

Первый наблюдал бактерии

Антони ван Ле́венгук (Antoni van Leeuwenhoek , Thonius Philips van Leeuwenhoek ; 24 октября , Делфт - 26 августа , Делфт) - нидерландский натуралист , конструктор микроскопов , основоположник научной микроскопии , исследовавший с помощью своих микроскопов структуру различных форм живой материи.

Биография

В русскоязычной литературе встречаются разные варианты написания как фамилии учёного (Левенгук , Лёвенгук ), так и его имени (Антон , Антоний , Антониус ).

Антони ван Левенгук родился 24 октября 1632 года в Делфте, в семье мастера-корзинщика Филипса Тонисзона (Philips Thoniszoon). Предположения о еврейском происхождении Левенгука не находят документальных подтверждений . Антони взял себе фамилию Левенгук по названию соседних с его домом Львиных ворот (нидерл. Leeuwenpoort ). Сочетание «гук» (hoek ) в его псевдониме означает «уголок».

Отец умер, когда Антони было шесть лет. Мать Маргарет ван ден Берх (Grietje van den Berch ) направила мальчика учиться в гимназию в пригород Лейдена . Дядя будущего натуралиста обучил его основам математики и физики . В 1648 году Антони отправился в Амстердам учиться на бухгалтера, но вместо учёбы устроился на работу в галантерейную лавку. Там он впервые увидел простейший микроскоп - увеличивающее стекло, которое устанавливалось на небольшом штативе и использовалось текстильщиками. Вскоре он приобрёл себе такой же.

Левенгук скончался 26 августа 1723 года в Делфте, похоронен в Старой церкви .

Создание микроскопа

Левенгук прочёл труд английского естествоиспытателя Роберта Гука «Микрография » (англ. Micrographia ), опубликованный в , вскоре после его публикации. Прочтение этой книги вызвало у него интерес к изучению окружающей природы с помощью линз. Вместе с Марчелло Мальпиги Левенгук ввёл употребление микроскопов для зоологических исследований.

Освоив ремесло шлифовальщика, Левенгук стал очень искусным и успешным изготовителем линз. Устанавливая свои линзы в металлические оправы, он собрал микроскоп и с его помощью проводил самые передовые по тем временам исследования. Линзы, которые он изготавливал, были неудобны и малы, для работы с ними нужен был определённый навык, однако с их помощью был сделан ряд важнейших открытий. Всего за свою жизнь он изготовил более 500 линз и как минимум 25 микроскопов, 9 из которых дошли до наших дней. Считается, что Левенгук сумел создать микроскоп, позволявший получить 500-кратное увеличение, однако максимальное увеличение, которое можно получить при помощи сохранившихся микроскопов, составляет 275.

Метод изготовления линз

Долгое время считалось, что Левенгук изготавливал свои линзы путём филигранной шлифовки, что, учитывая их крошечные размеры, было необычайно трудоёмким занятием, требовавшим огромной точности. После Левенгука никому не удавалось изготовить аналогичные по устройству приборы такого же качества изображения.

Память

• В романе Гофмана «Повелитель блох » фигурирует профессор ван Левенгук, имеющий оккультного двойника. Он завладевает королём блох и с его помощью получает власть над всем его народом и прекрасной Гамахеей, дочерью царицы цветов.
• В 1970 г. Международный астрономический союз присвоил имя Антони ван Левенгука кратеру на обратной стороне Луны .

Напишите отзыв о статье "Левенгук, Антони ван"

Примечания

Ссылки

• Храмов Ю. А. Левенгук Антони ван (Leeuwenhoek Antonie van) // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера . - Изд. 2-е, испр. и дополн. - М .: Наука , 1983. - 400 с. - 200 000 экз. (в пер.)

Отрывок, характеризующий Левенгук, Антони ван

Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится, – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится, – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c"est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s"en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.

Первое замечательное открытие было сделано осенью 1675 года. Голландец Антоний Левенгук , обладающий сильным и спокойно-пытливым умом, открыл изумленному человечеству целый новый до того неведомый мир бесконечно малых живых существ.

Открытие это было неожиданным для самого Левенгука. Его специальностью было шлифование увеличительных стекол, из которых он соорудил впервые прибор, дающий возможность рассматривать очень мелкие предметы - прообраз наших микроскопов. Это был еще весьма несовершенный аппарат и много надо было упражнения и привыкания к нему, чтобы научиться им как следует пользоваться. Пишущий эти строки имел однажды в руках «микроскоп» того времени и, несмотря на многолетний навык в употреблении такого рода приборов, на первых порах ничего не мог в него рассмотреть. Но терпение и страстная любовь к делу превозмогли все трудности, и голландский наблюдатель увидал, наконец, такие чудеса, о которых никогда не мечтал. Оказалось, что если взять одну каплю дождевой воды, остававшейся несколько дней при доступе воздуха, или каплю настойки из какого-нибудь растения, также простоявшей несколько дней в тепле, то такая жидкость кишит всевозможными живыми существами, до того мелкими, что их можно насчитать до нескольких тысяч в одной капле. Разнообразие этих изумительных созданий - невообразимое. Некоторые из них постоянно меняют свою форму и выпускают с разных сторон точно какие-то щупальца, другие обладают длинными хвостами, наподобие жгутов, которыми они разгребают воду и плавают с большим проворством, третьи изогнуты на подобие штопора и т. д., и весь этот мирок находится в непрестанной деятельности и в движении. Странные существа, размером в несколько тысяч раз мельче самых крошечных насекомых, двигались, сталкивались, гонялись друг за другом, пожирали друг друга; на глазах ошеломленного наблюдателя разыгрывались разнообразные жизненные драмы, и все это - в одной капле воды.

Увлекательные описания Левенгука и распространение его микроскопов среди тогдашних ученых способствовало тому, что замеченные им явления скоро стали общим достоянием, а когда знаменитый английский физик Роберт Гук показал описанных Левенгуком живых существ в заседании Лондонского Королевского Общества, то не осталось никаких сомнений в правильности сообщений голландского наблюдателя.

Впечатления различных исследователей, обратившихся к изучению нового мира, были различны. Одни смотрели на диковинные явления с суеверным ужасом, другие со страстным любопытством. Насколько сильное впечатление получалось для неподготовленного человека - видно из того, что один наблюдатель, Сваммердам, чуть не сошел с ума от всего виденного им, и кончил тем, что сжег свои записки и рисунки, прекратил свои наблюдения и положил на себя эпитимию. Он решил, что преступил за заветную черту и увидал такие вещи, которые Создателю угодно было скрыть от людского взора. Не так действовал сам Левенгук. Страстно увлеченный своим открытием, он ни о чем кроме него не думал и расширял его во все стороны. Вот он берет каплю зеленой воды из стоячей канавы и открывает в ней новых живых существ. Затем он снимает каплю слизи с зубов и десен и, к своему изумлению, убеждается, что она всегда населена опять-таки своеобразными жителями, которых невозможно удалить даже самой тщательной чисткоюзубой. Невидимые крошечные существа окружают нас повсюду,- вот вывод из всех наблюдений Левенгука.

Только тот, кто испытал великую радость открытия какой-нибудь тайны природы, знает, что должен был переживать Левенгук и как он был счастлив. Творческие и познавательные силы человека составляют самую благородную его особенность и самое высокое проявление человеческой деятельности - творить и открывать новое. Даже небольшое открытие нового явления природы есть открытие вечного закона, вечной истины, и совершив такую работу человек чувствует свое приобщение к вечности. Чем больше открытие, тем больше это чувство. Поверьте, читатель, что истинный ученый, всецело поглощенный своей работой, никогда не задумается ради нее подвергнуться страшным мукам и наказаниям, никогда не побоится пойти в разрез с общепринятыми взглядами на нравственность, религию, общественность. А всего меньше думает он во время своей работы о том, какую из нее можно будет извлечь пользу. Человек, чувствующий свое общение с вечностью, далек от подобных мыслей о мирском, трезвенном. Несмотря на это, вернее, даже именно благодаря этому, польза от всякого научного открытия бывает необъятная. Только приложениями науки живет и процветает человечество.

Не следует думать, что Левенгук увидал тех самых домовых и злых демонов, которые не дают покоя человеку. Нет, их он еще не мог рассмотреть в своп несовершенный микроскоп. Он только открыл путь, по которому их надо искать. Однако, и изученные Левенгуком создания так интересны и совершают в природе такую большую работу, что мы немного остановимся на них, чтобы поближе с ними познакомиться. Возьмем каплю воды, наполненную мелкими существами, из канавы или пруда с зеленой цветущей водой и рассмотрим некоторых обитателей этой жидкости. Прежде всего, нам бросаются в глаза красивые изумрудные полосы. Это водоросли, которые простому глазу представляются в виде тонких зеленых ниточек, а под микроскопом обнаруживается их сложное устройство. На первый взгляд можно было бы предположить, что все эти зеленые нити устроены совершенно однородно: они так похожи друг на друга, что различить их невозможно. Однако, микроскоп открывает нам, что отдельные представители водяных травок-водорослей не меньше отличаются друг от друга, чем огромные деревья лесов. Красота этих маленьких растений поразительна. Вот-длинная прозрачная колонна, точно из горного хрусталя, внутри устланная сплошь изумрудами и разделенная на отдельные суставы, между которыми видны перегородки. Вот - другая, у которой внутри отдельных камер, ее составляющих, спирально закручена ярко-зеленая зазубрпстая лента. У третьей зеленая окраска сосредоточена в каждой камере на двух звездообразных телах. А простому глазу все эти нити представляются однородно окрашенными в зеленый цвет.

Невольно приковывают наше внимание другие нити, синезеленого цвета, собранные в целый сноп. Они явственно шевелятся, концы их описывают круги в воде, сами нити закручиваются и раскручиваются. Чем дольше мы на них смотрим, тем больше убеждаемся, что это самостоятельное движение. Зеленое растение двигается как животное; не противоречит ли это обыденному представлению о растении и животном! Но вот на наших глазах происходит еще более изумительное явление. Неподвижная нить изумрудно-зеленой водоросли, которой мы только что любовались, обнаруживает странные изменения. Одна из камер длинной колонны внезапно разламывается посредине, и все зеленое содержимое выходит наружу, в воду. На глазах изумленного наблюдателя это зеленое содержимое растения принимает форму какого-то своеобразного маленького животного; на одном конце выростает бесцветная головка, а на ней кружком расположенные длинные волоски. Волоски начинают двигаться; они разгребают воду и странное существо начинает перемещаться в жидкости, как настоящее водяное животное. Оно плывет куда — то, как будто им руководит какая-то определенная воля, огибает препятствия, встречающиеся ему на пути, и несется ближе к свету, навстречу солнечным лучам. Этих чудес Левенгук не видал; их заметил уже в 19 веке талантливый француз Дютроше; оказалось, что такие явления совершенно обыденны у водорослей и что подобным образом образуется новая нить растения. В мире бесконечно малых существ видимое различие между растением и животным сильно сглаживается, и, во всяком случае, никак нельзя говорить, что все самостоятельно движущиеся существа представляют из себя животных.

Проследим, что дальше делает наше кажущееся животное. Сначала оно движется бойко, но постепенно жизненная сила его как бы иссякает, движения становятся точно ленивыми, наконец, совершенно прекращаются. Только несколько часов суждено было ему жить полной жизнью; теперь начинается существование иного рода. Зеленое образование падает на дно, волоски исчезают, а головка разрастается в корешки, которые углубляются в почву. Кажущееся животное опять превратилось в настоящее растение. Верхний конец его удлиняется, в нем появляются поперечные перегородки и вот - вырастает такая же хрустально-изумрудная колонна, как та, из которой вышел зеленый шарик.